Неточные совпадения
Она лежала в постели с открытыми глазами,
глядя при свете одной догоравшей
свечи на лепной карниз потолка и
на захватывающую часть его тень от ширмы, и живо представляла себе, что̀ он будет чувствовать, когда ее уже не будет и она будет для него только одно воспоминание.
Замолчали, прислушиваясь. Клим стоял у буфета, крепко вытирая руки платком. Лидия сидела неподвижно, упорно
глядя на золотое копьецо
свечи. Мелкие мысли одолевали Клима. «Доктор говорил с Лидией почтительно, как с дамой. Это, конечно, потому, что Варавка играет в городе все более видную роль. Снова в городе начнут говорить о ней, как говорили о детском ее романе с Туробоевым. Неприятно, что Макарова уложили
на мою постель. Лучше бы отвести его
на чердак. И ему спокойней».
Глядя на двуцветный огонек
свечи, он говорил себе...
Играя щипцами для сахара, мать замолчала, с легкой улыбкой
глядя на пугливый огонь
свечи, отраженный медью самовара. Потом, отбросив щипцы, она оправила кружевной воротник капота и ненужно громко рассказала, что Варавка покупает у нее бабушкину усадьбу, хочет строить большой дом.
Клим вышел в столовую, там, у стола,
глядя на огонь
свечи, сидела Лидия, скрестив руки
на груди, вытянув ноги.
— Почему ты не ложишься спать? — строго спросила Варвара, появляясь в дверях со
свечой в руке и
глядя на него из-под ладони. — Иди, пожалуйста! Стыдно сознаться, но я боюсь! Этот мальчик… Сын доктора какого-то… Он так стонал…
Говоря, он пристально, с улыбочкой, смотрел
на Лидию, но она не замечала этого, сбивая наплывы
на свече ручкой чайной ложки. Доктор дал несколько советов, поклонился ей, но она и этого не заметила, а когда он ушел, сказала,
глядя в угол...
Она вздрогнула, быстро опустилась
на стул и опустила голову. Потом встала,
глядя вокруг себя, меняясь в лице, шагнула к столу, где стояла
свеча, и остановилась.
«Ах, Владимир Андреевич, это вы, — отвечал Архип пошепту, — господь помилуй и спаси! хорошо, что вы шли со
свечою!» Владимир
глядел на него с изумлением.
Присевши
на сук, возле самого окна, уцепился он рукою за дерево и
глядит: в комнате и
свечи нет, а
светит.
Было приятно слушать добрые слова,
глядя, как играет в печи красный и золотой огонь, как над котлами вздымаются молочные облака пара, оседая сизым инеем
на досках косой крыши, — сквозь мохнатые щели ее видны голубые ленты неба. Ветер стал тише, где-то
светит солнце, весь двор точно стеклянной пылью досыпан,
на улице взвизгивают полозья саней, голубой дым вьется из труб дома, легкие тени скользят по снегу, тоже что-то рассказывая.
Он сидел
на краю печи, свесив ноги,
глядя вниз,
на бедный огонь
свечи; ухо и щека его были измазаны сажей, рубаха
на боку изорвана, я видел его ребра, широкие, как обручи. Одно стекло очков было разбито, почти половинка стекла вывалилась из ободка, и в дыру смотрел красный глаз, мокрый, точно рана. Набивая трубку листовым табаком, он прислушивался к стонам роженицы и бормотал бессвязно, напоминая пьяного...
Днем маяк, если посмотреть
на него снизу, — скромный белый домик с мачтой и с фонарем, ночью же он ярко
светит в потемках, и кажется тогда, что каторга
глядит на мир своим красным глазом.
Вот,
на повороте аллеи, весь дом вдруг
глянул на него своим темным фасом; в двух только окнах наверху мерцал свет: у Лизы горела
свеча за белым занавесом, да у Марфы Тимофеевны в спальне перед образом теплилась красным огоньком лампадка, отражаясь ровным сиянием
на золоте оклада; внизу дверь
на балкон широко зевала, раскрытая настежь.
Пушкин еще что-то говорил мне вслед; ничего не слыша, я
глядел на него: он остановился
на крыльце, со
свечой в руке.
— Розанов охотно согласится лечить без всякой платы, — заметила Лиза,
глядя сквозь свои пальцы
на свечу.
Полный месяц
глядит с заоблачных высот,
глядит добродушно и весело, и
светит так ясно, что
на улицах словно день стоит.
— Только что я вздремнул, — говорил он, — вдруг слышу: «Караул, караул, режут!..» Мне показалось, что это было в саду,
засветил свечку и пошел сюда;
гляжу: Настенька идет с балкона… я ее окрикнул… она вдруг хлоп
на диван.
— Да-с… Осень, осень, осень, — говорил старик,
глядя на огонь
свечи и задумчиво покачивая головой. — Осень. Вот и мне уж пора собираться. Ах жаль-то как! Только что настали красные денечки. Тут бы жить да жить
на берегу моря, в тишине, спокойненько…
Матвей ждал Дыму, но Дыма с ирландцем долго не шел. Матвей сел у окна,
глядя, как по улице снует народ, ползут огромные, как дома, фургоны, летят поезда.
На небе, поднявшись над крышами, показалась звезда. Роза, девушка, дочь Борка, покрыла стол в соседней комнате белою скатертью и поставила
на нем
свечи в чистых подсвечниках и два хлеба прикрыла белыми полотенцами.
Когда приехали домой, Нина Федоровна сидела обложенная подушками, со
свечой в руке. Лицо потемнело, и глаза были уже закрыты. В спальне стояли, столпившись у двери, няня, кухарка, горничная, мужик Прокофий и еще какие-то незнакомые простые люди. Няня что-то приказывала шепотом, и ее не понимали. В глубине комнаты у окна стояла Лида, бледная, заспанная, и сурово
глядела оттуда
на мать.
Раз — это еще в деревне было — застала я его в саду с одною дамой, и ушла я… ушла, куда глаза мои
глядят, и не знаю, как очутилась
на паперти, упала
на колени: «Царица, говорю, небесная!» А
на дворе ночь, месяц
светит…
Но когда совсем облаченный архиерей, взойдя
на амвон, повернулся лицом к народу и с словами «призри, виждь и посети» осенил людей пылающими
свечами, скромный белый чепец Ольги Федотовны вдруг очутился вровень с нашими детскими головами. Она стояла
на коленях и, скрестив
на груди свои маленькие ручки, глазами ангела
глядела в небо и шептала...
Ступайте, полно вам по свету рыскать,
Служа страстям и нуждам человека.
Усните здесь сном силы и покоя,
Как боги спят в глубоких небесах…
Хочу себе сегодня пир устроить:
Зажгу
свечу пред каждым сундуком,
И все их отопру, и стану сам
Средь них
глядеть на блещущие груды.
Она уходила в угол и сидела там,
глядя тусклыми глазами
на бывшего человека, с которым истратила всю свою жизнь. У неё тряслась голова, руки двигались неверно, как вывихнутые, она похудела, оплыла, как сальная
свеча.
Я очень храбро и решительно посылал Фустова к Ратчам, но когда сам я к ним отправился часов в двенадцать (Фустов ни за что не согласился идти со мною и только просил меня отдать ему подробный отчет во всем), когда из-за поворота переулка издали
глянул на меня их дом с желтоватым пятном пригробной
свечи в одном из окон, несказанный страх стеснил мое дыхание, я бы охотно вернулся назад…
Чья-то рука легла
на мое плечо и несколько раз меня толкнула… Я открыл глаза и, при слабом свете одинокой
свечи, увидел пред собою Фустова. Он испугал меня. Он качался
на ногах; лицо его было желто, почти одного цвета с волосами; губы отвисли, мутные глаза
глядели бессмысленно в сторону. Куда девался их постоянно ласковый и благосклонный взор? У меня был двоюродный брат, который от падучей болезни впал в идиотизм… Фустов походил
на него в эту минуту.
Покойницу положили
на стол, одели в то самое платье, которое она сама назначила, сложили ей руки крестом, дали в руки восковую
свечу, — он
на все это
глядел бесчувственно.
Только раз, под вечер, иду я из Якимовки, — скот у мужиков описывал за долги, — вышел из рощи к селу,
гляжу — а
на солнечном закате горит мой дом, — как
свеча горит!
Она вышла, принесла
свечу. Он лежал, тяжело и быстро дыша, как человек, который пробежал версту, остановившимися глазами
глядя на нее.
Без умиления нельзя было
глядеть на батеньку и маменьку. Они, батенька, утирали слезы радости; а они, маменька, клали земные поклоны и тут же поставили большую
свечу. Пан Тимофтей получил не в счет мерку лучшей пшеничной муки и мешок гороху, а Петруся, после обеда, полакомили бузинным цветом, в меду вареным.
Глядя на окна, трудно было понять: все ли еще
светит луна, или это уже рассвет. Марья поднялась и вышла, и слышно было, как она
на дворе доила корову и говорила: «Сто-ой!» Вышла и бабка. Было еще темно в избе, но уже стали видны все предметы.
— Что вы говорите? — закричал майор Ковалев. Радость отняла у него язык. Он
глядел в оба
на стоявшего перед ним квартального,
на полных губах и щеках которого ярко мелькал трепетный свет
свечи. — Каким образом?
Свиделись они впервые
на супрядках. Как взглянула Матренушка в его очи речистые, как услышала слова его покорные да любовные, загорелось у ней
на сердце, отдалась в полон молодцу… Все-то цветно да красно до той поры было в очах ее,
глядел на нее Божий мир светло-радостно, а теперь мутятся глазыньки, как не видят друга милого. Без Якимушки и цветы не цветно цветут, без него и деревья не красно растут во дубравушке, не светло
светит солнце яркое, мглою-мороком кроется небо ясное.
Так, в одном селе, которое было от нас в десяти верстах, одна баба будто бы долго терзалась,
глядя на томление умиравших от голода четырех детей, да и говорит им с вечера в потемочках (огня в деревнях тогда многие по бедности «не
светили...
— Через час, когда разойдемся, моя дверь будет отперта, — проговорила, отстраняя его от себя, Бодростина и, возвратясь в свою половину, после того как семейство разошлось по своим спальням, она отпустила свою горничную, стала против окна и,
глядя на те самые звезды, которые
светили теперь едущей майорше Форовой, задумалась и потом рассмеялась и сказала себе...
И с этими словами голова и свечка исчезли в окошке, и
на минуту в каморке водворилась прежняя темнота. Через секунду, однако, свет снова появился, за дверью щелкнула задвижка, и
на пороге, освещенная мерцающим светом
свечи, появилась белокурая головка Дуси. Она казалась очень худеньким и маленьким созданием с прозрачно-болезненным личиком и не детски серьезными глазками, которые смотрели так открыто и прямо, что,
глядя в эти глаза, самый отъявленный лгунишка не посмел бы солгать.
«Вот, — думалось мне, — эта же луна
светит в Гори и, может быть, кто-либо из моих,
глядя на нее, вспоминает маленькую далекую Нину… Как хотелось бы мне, чтобы лунная фея передала, как в сказке, им — моим дорогим, милым, — что Нина думает о них в эту лунную осеннюю ночь!..»
Когда Серафима надела капот — голубой с кружевом, еще из своего приданого — и подошла к трюмо, чтобы распустить косу, она, при свете одной
свечи, стоявшей
на ночном столике между двумя кроватями,
глядела на отражение спальни в зеркале и
на свою светлую, рослую фигуру, с обнаженной шеей и полуоткрытыми руками.
Тихон (Борцову). Ложись, ваше благородие! Будет тебе
на патрет
глядеть! (Тушит
свечу.) Брось ты ее!
Она старалась думать о другом, завертывалась в одеяло с головой, но глаза все
глядели на нее. Она зажгла
свечу, надела туфли, накинула капот и стала ходить по комнате.
Сел
на краю оврага,
гляжу, вот вместо дыма языки огненные показались, полымем охватило избушку, как
свеча, она загорелась и дотла сгорела, и дым такой черный пошел от пожарища.
Затем она подошла
на цыпочках к выходной двери, вынула ключ, возвратилась в спальню, сунула его под подушку, поставила
на стол пузырек с ядом и потушила
свечу. Она бросила последний взгляд
на постель и ей показалось, что она видит впотьмах, как
глядит на нее труп.
Лидочка в одном из уголков довольно обширной гостиной, полуосвещенной четырьмя восковыми
свечами, сосредоточенно играла в куклы, находясь обыкновенно к вечеру в таком состоянии, о котором домашние говорили «
на нашу вертушку тихий стих нашел», и лишь одна Катя Бахметьева, за последнее время чуть не ежедневно посещавшая Талечку,
глядела на разговаривающих во все свои прекрасные темно-синие глаза.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела,
глядя на ряд уходящих
свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
— Друзья, здесь шутки Мака неуместны! Восторг не должно опошлять! Восходит солнце, я
гляжу в его огненное лицо: я вижу восходящее
светило, я кладу мою руку
на мое сердце, в которое я уместил мою горячую любовь к Фебуфису. Я призываю тебя, великий в дружбе Кранах!.. Кладите, друзья, свои руки не
на мечи, а
на ваши сердца, и поклянемся доказать нашу дружбу Фебуфису всем и всегда… и всегда… и всегда… да… да… да!
Наташа с Беловой становились
на привычное место перед иконою Божией Матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра,
глядя на черный лик Божией Матери, освещенный и
свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их.
Во втором часу ночи Костылев прощается и, поправляя свои шекспировские воротники, уходит домой. Пейзажист остается ночевать у жанриста. Перед тем, как ложиться спать, Егор Саввич берет
свечу и пробирается в кухню напиться воды. В узеньком, темном коридорчике,
на сундуке сидит Катя и, сложив
на коленях руки,
глядит вверх. По ее бледному, замученному лицу плавает блаженная улыбка, глаза блестят…